Судьба на ладони - Страница 40

— Разрешаю. Пусть напялит на себя это произведение искусства на день рождения друга. Но на свадьбе он будет одет в то, что наш портной сошьет с учетом моих пожеланий.

— Могу себе представить!

— Я все выяснил. Свободна!

Первым побуждением Карины было уйти молча, спокойно, но это высокомерное «свободна!» разъярило ее. Никто никогда с ней так не разговаривал. Ей показалось, что с первым раскатом ее голоса замок пошатнулся.

— Что ты себе позволяешь, напыщенный кретин? — Алан невозмутимо продолжал писать. — Ты, похоже, совсем ошалел, повелевая своей дурацкой маленькой империей, в которой тебя боготворят все, от мала до велика, все это скопище идиотов! Приказывай кому-нибудь другому, меня не волнуют ни приказания, ни пожелания вашей светлости!

И она вышла, довольная завершающим аккордом. Как только звук ее шагов затих в отдалении, Алан обхватил голову руками и крепко задумался.

А ночью он заглянул в комнату сына. Алан нередко заглядывал к нему, спящему. Для Алана это было сродни вечерней молитве, когда можно мысленно спросить себя, что хорошего сделал сегодня, и честно себе же ответить. Бывало, что Джейми просыпался, протирал кулачками глаза, видел, что это отец и, значит, все хорошо, и говорил: «Я люблю тебя, папа». И Алан уходил, зная, что день прожит не зря. Но на этот раз Алан подумал, что Джейми сказал бы нечто совсем иное.

— Почему нельзя сшить костюм, который нарисовала Карина? Я так хотел бы надеть его! — спросил бы он первым делом, уже заранее зная ответ.

— Потому что она нарисовала не так, как надо. Потому что она не отсюда, она чужая.

— Неправда! Она не чужая! Это ты чужой! От тебя ушла моя мама, от тебя уйдет моя Карина, от тебя уйдут все, потому что ты чужой! Я ненавижу тебя!

Тут только он заметил, что подушка Джейми мокра от слез. Алан поправил сползшее с сына одеяло и тихо вышел из детской.

Рассвет свадебного дня был прекрасен. Я должна вынести это, строго сказала себе Карина. Я должна держать себя в руках, что бы ни случилось. Я буду спокойно стоять рядом с Аланом у алтаря и не стану предаваться глупым мечтам. Ведь я взрослая и рассудительная.

Ей это удавалось, когда она завтракала с Элен и ее родителями. За едой они хвалили платье дочери, которое та надела для последней примерки. Платье действительно было замечательное. Карина тоже болтала и веселилась вовсю. В то же время она знала, что на этом наигранном, искусственном подъеме далеко не уедешь, и с ужасом ждала начала церемонии, до которой оставался всего час.

Перед парадным входом в замок на лужайке толпились несколько сотен людей. Смех, остроты, комплименты звенели в воздухе. Карина стояла в толпе и восторгалась вместе с какой-то английской знаменитостью красотой здешних пейзажей. Но вот все умолкли и посмотрели направо: подъезжали две роскошные, богато украшенные кареты. Из окна одной из них, отогнув занавеску, нетерпеливо выглянул Джейми, но, испугавшись такого количества народа, тут же спрятался обратно. Все заулыбались. И тогда секунд через десять из-за той же занавески показалась маленькая ладошка и робко помахала собравшимся. Общий смех был ему ответом. Карина не могла и мечтать о лучшем начале празднества.

Распорядитель церемонии объявил, что сейчас все сядут в машины и поедут в церковь, что под Брюстером. Карина старалась совладать со слезами и с мыслью, что завтра утром попрощается с Килчерном… и Аланом навсегда. Залитый луной пляж, ночное ожидание в темной комнате, шорох его шагов и горячие поцелуи — все это сразу, рывком уйдет в прошлое. Она вернется в Нью-Йорк и заживет своей прежней жизнью. Впрочем, нет, поняла вдруг Карина, прежней жизнью она уже не заживет. Она вернется не модной преуспевающей молодой художницей, но разочарованной женщиной с разбитым — кто знает, не навсегда ли? — сердцем.

Сотни местных жителей выстроились вдоль дороги, чтобы посмотреть на кортеж. И это того стоило: разукрашенные старинные экипажи, за ними следом три десятка современных лимузинов. Карина сидела в карете вместе с Элен и Джейми.

— Можно сказать тебе кое-что на ушко? — спросил ее мальчик. — Ты самая красивая, ты красивее, чем Элен, и я люблю тебя.

Сердце молодой женщины забилось сильнее, и глаза чуть увлажнились от нахлынувшей нежности.

— А ты самый красивый молодой человек, какого я знаю, — шепнула она ему в ответ, надеясь, что он не распознает дрожи в ее голосе. И действительно, Джейми заулыбался и спрятал лицо в бледном аквамарине ее платья. Я должна выдержать, повторила себе Карина. Должна!

В начале церемонии венчания она держалась молодцом. Вслушивалась и пыталась понять древние тексты молитв, произносимые добродушным седовласым священником, смысл которых раньше от нее ускользал. Вглядывалась в темные церковные своды, точно специально по этому случаю сошедшиеся над головами собравшихся. Любовалась платьем Элен и радовалась за подругу. Но под конец, когда изучила все вокруг себя и невольно обратила взгляд на стоящего рядом Алана Редфорда, все внутри нее словно оборвалось. Он посмотрел на нее, улыбнулся и протянул руку. Хор в этот момент запел громче.

— Потерпи еще чуть-чуть, — мягко шепнул Алан, сжав ее пальцы. — Осталось совсем не много.

Все, однако, только начиналось. Карине предстояло еще срочно выдумать и произнести тост в честь новобрачных, а также выслушать тост Алана, ни одному слову которого она отныне не верили. А тост был обращен к ней, к Карине. Алан заверил всех, что она и только она обеспечила успех праздничным торжествам. Какой бред, думала она, скромно улыбаясь и благодаря за комплимент. Потом ей пришлось тысячу раз сфотографироваться с Аланом и гостями, морщась и вздрагивая при каждой вспышке. И сопровождать его во время светского променада по саду, шутить и отвечать на вопросы любопытных, будто ее глаза влажны оттого, что она слишком много сегодня смеялась. И когда Алан, желая дать ей минуту отдыха от бесед о погоде и о новобрачных, пригласил ее на танец, Карина уже валилась с ног от усталости.